- Да, здешний климат нельзя не полюбить, - сказал Кадуорт в ответ на
мой восторженный отзыв о побережье Коны. - Я приехал сюда восемнадцать лет
назад, совсем юнцом, только что окончив колледж, да тут и остался. На
родину езжу редко, только погостить. Предупреждаю: если есть на земле
местечко, дорогое вашему сердцу, не задерживайтесь здесь надолго, не то
Кона станет вам милее.
Разговор этот мы вели после обеда на широкой террасе. Терраса
выходила на север, но в таком чудесном климате это не имело никакого
значения.
Потушили свечи. Слуга-японец в белой одежде, скользя неслышно, как
призрак, в серебряном лунном свете, принес нам сигары и скрылся, словно
растаял во мраке бунгало. Сквозь листву бананов и легуа я смотрел вниз,
туда, где ниже зарослей гуавы, в тысяче футов под нами, тихо плескалось
море. Вот уже целую неделю, с тех пор как я сошел на берег с каботажного
суденышка, я жил у Кадуорта, и за все это время ни разу не видел, чтобы
ветер хотя бы покрыл рябью безмятежную гладь моря. Здесь, правда, иногда
дуют бризы, но это легчайшие из ветерков, когда-либо веявших над островами
вечного лета. Их и ветром назвать нельзя, - они подобны вздохам,
протяжным, блаженным вздохам отдыхающего мира.
- Страна лотоса, - сказал я.