Затвор лязгнул. Последний снаряд. Танк в ста метрах. Жара. Мокрый
наглазник панорамы. Перекрестие - в нижний срез башни. Рев
шестисотсильного мотора. Пыль дрожью по броне. Пятьдесят тонн. Пересверк
траков. Бензин, порох, масло, кровь, пот, пыль, степная трава. Пора! Удар
рукой по спуску.
Прет.
Все.
А-А-А-А-А!
Скрежеща опустился искореженный пресс небосвода - белый взрыв,
дальний звон: мука раздавливания оборвалась бесконечным падением.
- Жора! Жора, милый, ну... - Георгий Михайлович напрягся и заставил
глаза открыться. По мере того, как лихорадка еженощного кошмара замирала,
сознание начинало выделять ощущения: тикал будильник в темноте... Жена еще
подула ему в лицо, погладила, отирая пот со лба и шеи; сев, стянула
рубашку, прижалась к нему в тепле постели...
Подводный свет уличных фонарей проникал в окно - большое, во всю
стену, как витрина. Что-то беспокоящее было в этом свете.
Очень большое окно...
И черные бархатные занавеси - были ли?
Свет - мутный, зелено-лимонный - стал уже ярок! что за свет?!
Мышцы обессилели в сыром и горячем внутреннем гуле. Спеленутое ужасом
тело не повиновалось. Закостенела гортань. В смертной тоске Георгий
Михайлович издал жалобный стон...