Теперь, когда ее легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом
облачном небе, в этом холодном весеннем ветре, и на моих коленях лежит
тяжелый, как силикатный кирпич, том Бунина, я иногда отрываю взгляд от
страницы и смотрю на стену, где висит ее случайно сохранившийся снимок.
Она была намного моложе меня; судьба свела нас случайно, и я не
считал, что ее привязанность ко мне вызвана моими достоинствами; скорее,
я был для нее, если воспользоваться термином из физиологии, просто
раздражителем, вызывавшим рефлексы и реакции, которые остались бы
неизменными, будь на моем месте физик-фундаменталист в академической
ермолке, продажный депутат или любой другой, готовый оценить ее смуглую
южную прелесть и смягчить ей тяжесть существования вдали от древней
родины, в голодной северной стране, где она по недоразумению родилась.