Разрешите, читатель, освежить события в вашей памяти. Почти сто лет
тому назад экипаж британского корабля "Баунти" взбунтовался, спустил
капитана и офицеров в открытое море, захватил корабль и взял курс на юг.
Мятежники добыли себе жен среди туземцев Таити, потом направились к
уединенной скале посреди Тихого океана, называемой островом Питкерн,
посадили корабль на мель, сняли с него все, что могло быть полезным новой
колонии, и устроились на берегу.

- О Джордж, я так люблю тебя!
- Да благословит тебя бог, Мэри, я это знаю. Скажи, почему так
упрямится твой отец?
- Джордж, он не злой человек, но искусство для него пустой звук, он
знает только свою бакалею. Он боится, что ты меня заморишь голодом.
- Черт бы его побрал, он не лишен проницательности. Отчего я не
бакалейщик, богатеющий со дня на день, а всего-навсего вдохновенный
скульптор, которому нечего есть?
- Не приходи в отчаяние, милый Джордж, он забудет все свои
предрассудки, как только у тебя будет пятьдесят тысяч.
- Пятьдесят тысяч чертей! Дитя мое, мне даже за стол и квартиру нечем
заплатить!

Если я здесь скажу, что моему строгому отцу за все долгие пятьдесят лет
его жизни лишь однажды пришлись по вкусу стихи, - те, кто знал его близко,
поверят мне без труда; если я здесь скажу, что за все долгие тридцать лет
моей жизни мне только однажды пришлось сочинить стихи, - те, кто знает меня,
не смогут удержаться от выражения признательности; если я, наконец, скажу,
что стихи, прельстившие моего отца, не были теми стихами, которые сочинил я,
- все, кто знал моего отца и близко знают меня, легко согласятся со мной без
того, чтобы пришлось приставлять им ко лбу пистолет.
Когда я был мальчишкой, мои отношения с отцом были довольно прохладными
- вроде вооруженного перемирия. Время от времени перемирие нарушалось и
следовали неприятности. Скажу без малейшего хвастовства, что хлопоты в этом
случае делились обеими сторонами поровну: нарушение перемирия брал на себя
мой отец; неприятности доставались мне. Я производил впечатление робкого,
застенчивого мальчика. Но однажды я спрыгнул с крыши амбара.

Сцена первая: сельская местность в штате Виргиния. Год - тысяча
восемьсот восьмидесятый. Свадьба. Красивый молодой человек со скудными
средствами женится на богатой молодой девушке. Любовь с первого взгляда и -
скоропалительная женитьба. Женитьба, которой отчаянно противился вдовый отец
невесты.
Джейкоб Фуллер - новобрачный, двадцати шести лет, потомок старинного,
но не знатного рода. Его предки были вынуждены эмигрировать из Седжмура,
притом с пользой для казны короля Якова{5}, как утверждают все: иные по
злому умыслу, другие потому, что действительно этому верят. Новобрачной
девятнадцать лет, она красавица. Пылкая, экзальтированная, романтичная,
безмерно гордящаяся тем, что в жилах ее течет кровь кавалеров{5}, и страстно
влюбленная в своего молодого супруга. Ради этой любви она осмелилась пойти
наперекор воле отца, сносила его горькие упреки, с неколебимой стойкостью
выслушивала его мрачные пророчества и, наконец, покинула отчий дом без
отцовского благословения, гордая и счастливая, - ибо, поступив так, доказала
силу чувства, наполнявшего ее сердце.

Имя американского писателя-сатирика Марка Твена широко известно в нашей
стране. Его книги "Письма с Земли" и "Дневник Адама", разоблачающие
религиозное ханжество и лицемерие, выходили в Политиздате. В данный сборник
вошли социально-философские произведения Твена, не издававшиеся ранее на
русском языке полностью: повести "Э 44, Таинственный незнакомец", "Школьная
горка", "Три тысячи лет среди микробов" и некоторые рассказы. Они несут
сатирический заряд большой силы.
Рассчитан на широкий круг читателей.

Выдающийся американский писатель Марк Твен (1835-1910) - самый
известный за пределами своей родины художник-реалист и демократ. Наш
читатель знает и ценит в М.Твене писателя, который всегда был верен
жизненной правде.
М.Твен вышел из гущи народной и потому, естественно, проникся образом
мыслей простых людей Америки. На первых порах буржуазные издатели очень
хотели придать юмору Твена чисто развлекательный характер. В своей статье
"Два Марка Твена" Т. Драйзер очертил наметившееся в творчестве этого
"Линкольна американской литературы" противоречие, в силу которого
"...простой, непосредственный, гениальный малый с речного парома и из
рудничного поселка, а затем из западноамериканской газеты растерялся и одно
время был положительно ошеломлен, очутившись в том наглом, настойчивом,
властном, полном условностей мире, к которому он необдуманно примкнул" [Т.
Драйзер. Сочинения, том II, стр.594]. Но демократическая закваска в
даровании М.Твена неизменно сказывалась в том, что наряду с образцами чисто
развлекательного юмора, вроде "Мои часы" или "Как я обучался езде на
велосипеде", им создавались такие проблемно сатирические вещи, как "Письма
Китайца" или "Как меня выбирали губернатором".
Еще в 1874 году возглавлявшийся М. Салтыковым-Щедриным журнал
"Отечественные записки" начал печатать роман М.Твена "Позолоченный век" с
указанием, что "это произведение, возбудившее сильное негодование в Америке,
представляет такое обличение мрачных сторон американской жизни, которое
могло раздражить до исступления квасной патриотизм американцев".
Реалистическое дарование М.Твена все крепло, ширились горизонты его
творчества. Он опубликовал замечательные "книги для мальчиков в возрасте от
8 до 80 лет" - "Приключения Тома Сойера" и "Приключения Гекльберри Фина", в
которых с неподражаемым юмором нарисовал столкновение живых отроческих натур
с уродствами буржуазной цивилизации и господствующей в ней моралью.

Просторная пивная на Фридрихштрассе в Берлине; перевалило за полдень.
За сотней круглых столиков восседают курящие и пьющие господа; снуют
кельнеры в белых фартуках, с пенящимися кружками в руках для жаждущих. За
столиком у главного входа собралось с полдюжины оживленных молодых людей.
Это американские студенты, пришедшие попрощаться со своим молодым йельским
коллегой, который путешествует по Европе и провел несколько дней в столице
Германии.
- Но что это вам вздумалось обрывать свое путешествие на середине,
Пэрриш? - спросил один из студентов. - Вот бы мне оказаться на вашем месте!

По просьбе одного приятеля, который прислал мне письмо из Восточных
штатов, я навестил добродушного старого болтуна Саймона Уилера, навел
справки, как меня просили, о приятеле моего приятеля Леонидасе У. Смайли и о
результатах сообщаю ниже. Я питаю смутное подозрение, что никакого
Леонидаса У. Смайли вообще не было, что это миф, что мой приятель никогда не
был знаком с таким персонажем и рассчитывал на то, что если я начну
расспрашивать о нем старика Уилера, он вспомнит своего богомерзкого Джима
Смайли, пустится рассказывать и надоест мне до полусмерти скучнейшими
воспоминаниями, столь же длинными, сколь утомительными и ненужными.

- Тебе кофе с сахаром и со сливками?
- Пожалуйста, дорогая тетушка, с сахаром и со сливками - и с верой в
перемену в ваших убеждениях.
Последнюю фразу произнесли прелестные губки юной Мэйми Грант. Она рано
познала радость и утешение, которые дарует истинная вера. Она регулярно
посещала церковь и почитала это своей счастливой привилегией, а отнюдь не
скучной повинностью, как многие другие дети. В воскресную школу Мэйми всегда
являлась первой, а уходила последней. Библиотека воскресной школы была для
девочки сокровищницей знаний. Из ее книг Мэйми почерпнула бездну
премудрости, на удивленье молодым и на радость старым. Девочка с
благодарностью думала о даровитых богословах, сочинивших чудесные книги, она
решила во всем подражать героиням этих произведений и целиком посвятить себя
спасению грешников.

Я снял квартиру в самом центре Бродвея, в огромном старом доме, его
верхние этажи пустовали многие годы до того, как я там поселился. Это было
царство пыли и паутины, одиночества и молчания. В первый же вечер,
поднимаясь по лестнице, я испытал смущение и робость, будто бродил среди
могил и нарушал покой мертвых. Впервые в жизни в душу закрался суеверный
страх, и, когда я свернул в темный угол лестницы и невидимая паутина липкой
вуалью окутала лицо, я вздрогнул, словно встретился с привидением.
Добравшись до своего жилья, я с облегчением запер дверь на замок и
отгородился от могильного мрака. В камине весело пылал огонь, и я всем
существом ощущал блаженство и покой. Прошло часа два; я вспоминал былые
времена, передо мною вставали картины минувшего, из тумана прошлого
проступали полузабытые лица, звучали голоса, давно смолкнувшие, песни,
которые теперь никто не поет.

Как и многие добропорядочные люди, я произнес на своем веку немало
речей. И подобно иным грешникам, то и дело давал себе слово исправиться,
клятвенно обещая - обычно под Новый год-не произнести больше ни одной речи.
Я убедился, что такая клятва служит довольно сносно, пока она новая; стоит
ей поизноситься и обветшать от постоянного употребления, как она уже трещит
по всем швам; малейшее усилие - и она лопается.
И вот в прошедшую новогоднюю ночь я подкрепил свое слово, пообещав
себе, что, если нарушу зарок, наложу на себя штраф, причем такой крупный,
что это позволило мне продержаться до сегодняшнего дня. Хотя сейчас я снова
впадаю в грех, - надеюсь, больше этого не случится, так как через десять
дней сумма удваивается. Я вижу вокруг знакомые скорбные лица бедных
страдальцев, ставших жертвой пагубной страсти произносить речи, - бедных
собратьев по несчастью, которые, находясь в жестоких тисках этого низменного
всеразрушающего порока, с годами ослабели в неравной борьбе с ним и уже не
надеются на победу.

Хуже этого бывает, лишь когда вы встречаете знакомую даму, она смотрит
на вас, но не замечает, а когда замечает, то не узнает.
ПИСАТЬ для развлечения публики, быть может, и похвально, но есть дело
несравненно более достойное и благородное: писать для поучения и назидания,
для подлинной и реально ощутимой пользы человека. Именно ради этого я и
взялся за перо. Если эта статья поможет восстановить здоровье хотя бы одному
из моих страждущих братьев, если она вновь зажжет в его потухшем взоре огонь
радости и надежды, если она оживит его застывшее сердце и оно забьется с
прежней силой и бодростью - я буду щедро вознагражден за свои усилия, душа
моя преисполнится священного восторга, какой испытывает всякий христианин,
совершивший благой, бескорыстный поступок.

Редко бывает приятно сплетничать о самом себе, но в некоторых случаях
человеку после исповеди становится легче. Вот и сейчас я желаю облегчить
свою душу, хотя мне кажется, что я это делаю скорее из жажды предать
гласности неблаговидный поступок другого человека, чем из желания пролить
бальзам на раны своего сердца. (Я понятия не имею, что такое "бальзам", но,
кажется, это выражение в данном случае как раз подходит.) Вы, может быть,
помните, что я не так давно читал лекцию в Ньюарке молодым людям, членам
какого-то общества? Ну, словом, я ее читал. Перед началом лекции мне
пришлось беседовать с одним из упомянутых молодых джентльменов, и он сказал,
что у него есть дядя, который неизвестно по какой причине навсегда утратил
способность что-либо чувствовать. И со слезами на глазах этот молодой
человек сказал:

Не без опасения взялся я временно редактировать сельскохозяйственную
газету. Совершенно так же, как простой смертный, не моряк, взялся бы
командовать кораблем. Но я был в стесненных обстоятельствах, и жалованье
было бы мне весьма кстати. Редактор уезжал в отпуск, я согласился на
предложенные им условия и занял его место.
Чувство, что я опять работаю, доставляло мне такое наслаждение, что я
всю неделю трудился не покладая рук. Мы сдали номер в печать, и я едва мог
дождаться конца дня - так мне не терпелось узнать, какое впечатление
произведут мои труды на читателя. Когда я уходил из редакции под вечер,
мальчишки и взрослые, стоявшие у крыльца, рассыпались кто куда, уступая мне
дорогу, и я услышал, как один из них сказал: "Это он! " Вполне естественно,
я был польщен. Наутро, когда я шел в редакцию, я увидел у крыльца такую же
кучку зрителей, а кроме того, люди парами и поодиночке стояли на мостовой и
на противоположном тротуаре, с интересом глядя на меня.

Казалось бы, река в это время стала уже вполне годной для освоения. Но
нет: берега ее заселялись спокойно и неторопливо; и освоение Миссисипи
поглотило столько же времени, сколько открытие ее и обследование. Прошло
семьдесят лет от экспедиций до появления на берегах реки сколько-нибудь
значительного белого населения и еще пятьдесят лет до начала на ней
торговли. Со времени обследования реки Ла Салем до того времени, когда стало
возможным назвать ее проводником чего-то вроде регулярной и оживленной
торговли, семь королей сменились на троне Англии, Америка стала независимой
страной, Людовик XIV и Людовик XV успели умереть и сгнить, французская
монархия была сметена алой бурей революции, и уже заговорили о Наполеоне.

Я был весел, бодр и жизнерадостен. Только я успел поднести зажженную
спичку к сигаре, как мне вручили утреннюю почту. Первый же конверт, на
котором остановился мой взгляд, был надписан почерком, заставившим меня
задрожать от восторга. Это был почерк моей тетушки Мэри, которую после моих
домашних я любил и уважал больше всех на свете. Она была кумиром моих
детских лет, и даже зрелый возраст, столь роковой для многих юношеских
увлечений, не сверг ее с пьедестала, - наоборот, именно в эти годы право
тетушки безраздельно царить в моем сердце утвердилось навеки. Чтобы
показать, насколько сильным было ее влияние на меня, скажу лишь следующее:

Более тысячи лет назад здесь было королевство - совсем крошечное,
правда, можно даже сказать игрушечное, но королевство. В этих краях люди не
знали ни интриг, ни соперничества, ни междоусобиц, ни прочих треволнении
смутного старого времени, и потому жизнь их текла тихо и спокойно и граждане
королевства были самым добрым и простодушным народом на земле: здесь царили
мир и покой и жителям чужды были корысть и честолюбие, а значит, не было
места зависти, - и все были счастливы и довольны.
Когда пришло время, старый король умер, и его малолетний сын Губерт
взошел на престол. Народ души не чаял в новом короле; он был так добр, так
чист сердцем и так благороден, что любовь народа к нему, возрастая с каждым
днем, превратилась в настоящую страсть, народ боготворил его. Когда он
родился, звездочеты тщательно изучили расположение небесных светил, и вот
что они прочли в звездной книге:

"Следопыт" и "Зверобой" - вершины творчества Купера. В других его
произведениях встречаются отдельные места, не уступающие им по совершенству,
а даже сцены более захватывающие. Но, взятое в целом, ни одно из них не
выдерживает сравнения о названными шедеврами.
Погрешности в этих двух романах сравнительно невелики. "Следопыт" и
"Зверобой"- истинные произведения искусства". - Проф. Лонсбери. "Все пять
романов говорят о необычайно богатом воображении автора.
...Один из самых замечательных литературных героев Натти Бампо...
Сноровка обитателя лесов, приемы трапперов, удивительно тонкое знание леса -
все это было понятно и близко Куперу с детских лет". - Проф. Брандер Мэтьюз.
"Купер - величайший романтик, ему нет равного во всей американской
литературе".-Уилки Коллинз.

Сперва беседа текла легко и плавно. от погоды мы перешли к видам на
урожай, от видов на урожай -- к изящной словесности, от изящной словесности
к сплетням, от сплетен к религии. Потом, сделав рывок, мы каким-то образом
завели речь об автоматической сигнализации от воров и тут мистер Мак-Вильямс
начал горячиться. Когда я вижу, что мистер Мак-Вильямс горячится, я сразу
умолкаю и даю ему излить свои чувства. Вот что он рассказал мне, с трудом
справляясь с охватившим его волнением:
-- Что касается автоматической сигнализации от воров, мистер Твен, я не
дам за нее ломаного гроша. Сейчас я вам расскажу -- почему. Когда постройка
нашего дома шла к концу, выяснилось, что у нас осталось немножко денег,

Я получил много газетных вырезок, а также письма от нескольких
священников и послание от его преподобия доктора богословия Джадсона Смита,
секретаря Американского Бюро заграничных христианских миссий, и все они на
одно лицо, все по сути дела говорят то же, что и цитируемая ниже газетная
статья:
ОТ МИСТЕРА КЛЕМЕНСА