Сайт создан как бесплатное некоммерческое, доступное всем собрание материалов. Материалы можно СКАЧАТЬ БЕСПЛАТНО и БЕЗ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ РЕГИСТРАЦИИ. Здесь представлены редкие и просто интересные книги, иллюстрации. Доступ в библиотеку открыт для всех, единственное условие — некоммерческое использование предоставленной информации!
Эмбриомеханика есть наука о моделировании процессов биологического развития и теория конструирования саморазвивающихся механизмов. (Примечание авторов) 1
Вахлаков сказал Ашмарину: - Вы поедете на остров Шумшу. - Где это? - хмуро спросил Ашмарин. - Северные Курилы. Летите сегодня в двадцать тридцать. Грузопассажирским Новосибирск - Порт Провидения. Механозародыши предполагалось опробовать в разнообразных условиях. Институт занимался главным образом делами межпланетников, поэтому тридцать групп из сорока семи направлялись на Луну и на другие планеты. Остальные семнадцать должны были работать на Земле. - Хорошо, - медленно проговорил Ашмарин. Он надеялся, что ему все же дадут межпланетную группу, хотя бы лунную, и у него было много шансов, потому что он давно не чувствовал себя так хорошо, как последнее время. Он был в отличной форме и надеялся до последней минуты. Но Вахлаков почему-то решил иначе, и нельзя даже поговорить с ним по-человечески, потому что в кабинете торчат какие-то незнакомые с постными физиономиями.
Аркадий и Борис Стругацкие. В наше интересное время(*)
(*) Первые две страницы рассказа утрачены безвозвратно. Мы собирались, да так и не собрались их восстановить. Впрочем, насколько я помню, ничего особенно интересного там не было - сидит у себя на даче редактор, клянет дурную погоду и правит скучную рукопись. (Примечание Б. Стругацкого.) ...уравновешенными и добропорядочными людьми. Я вздохнул и посмотрел в окно. Дачный поселок спал. Было тихо, только дождь шуршал да подвывала во сне дворняга соседей. Мокрая, унылая, свернувшаяся в клубок под крыльцом. Я взялся за вторую папку и проработал еще часа полтора. Академик успел стушеваться и уйти с головой в научную работу, аспирантка сделала небольшое открытие и ушла от Володи, когда сквозь шум дождя я услыхал какие-то новые звуки. Сначала я подумал, что это мокрая дворняга бродит в палисаднике. Но потом кто-то отворил дверь в сени, и в сенях что-то загремело - наверное, канистра, в которой я носил керосин из лавки. В дверь постучали, и раньше, чем я ответил, дверь отворилась. На пороге стоял совсем незнакомый человек в очень странном костюме. От
Аркадий и Борис Стругацкие. Возвращение (Полдень. ХХII век)
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДВОЕ С ТАЙМЫРА *
1. ПЕРЕСТАРОК
Когда помощник вернулся, диспетчер по-прежнему стоял перед экраном, нагнув голову, засунув руки в карманы чуть ли не по локоть. В глубине экрана, расчерченного координатной сеткой, медленно ползла яркая белая точка. - Где он сейчас? - спросил помощник. Диспетчер не обернулся. - Прошел над Мадагаскаром, - сказал он сквозь зубы. - Девять мегаметров. - Девять мегаметров... - повторил помощник. - А скорость? - Почти круговая... - Диспетчер обернулся: - Ну что ты мнешься! Ну, что там еще? - Ты, пожалуйста, успокойся, - сказал помощник. - Что уж тут сделаешь... Он задел Главное Зеркало. Диспетчер шумно выдохнул воздух и, не вынимая рук из карманов, присел на ручку кресла. - Мер-завец! - пробормотал он. - Ну зачем же так... - сказал помощник неуверенно. - Что-нибудь случилось... Неисправное управление... Они помолчали. Белая точка ползла и ползла, пересекая экран наискосок. Диспетчер сказал: - Как он смел входить в зону станций с неисправным управлением? Это же подло... И почему он не дает позывные? - Он подает что-то...
Понять - значит упростить. Д. С т р о г о в ВВЕДЕНИЕ
Меня зовут Максим Каммерер. Мне восемьдесят девять лет. Когда-то давным-давно я прочитал старинную повесть, которая начиналась таким вот манером. Помнится, я подумал тогда, что если придется мне в будущем писать мемуар, то начну я его именно так. Впрочем, предлагаемый текст нельзя, строго говоря, считать мемуаром, а начать его следовало бы с одного письма, которое я получил примерно год назад. Каммерер, Вы, разумеется, прочли пресловутые "Пять биографий века". Прошу Вас, помогите мне установить, кто именно скрывается под псевдонимами П. Сорока и Э. Браун. Полагаю, Вам это будет легче, чем мне.
М. Глумова 13 июня 225 года. Новгород Я не ответил на это письмо, потому что мне не удалось выяснить настоящие имена авторов "Пяти биографий века". Я установил только, что, как и следовало ожидать, П. Сорока и Э. Браун являются видными сотрудниками группы "Людены" Института исследования космической истории (ИИКИ). Я без труда представлял себе чувства, которые испытывала Майя Тойвовна Глумова, читая биографию своего сына в изложении П. Сороки и Э. Брауна. И я понял, что обязан высказаться. Я написал этот мемуар.
Аркадий и Борис Стругацкие. Второе нашествие марсиан
Записки здравомыслящего О, этот проклятый конформистский мир! 1 ИЮНЯ (ТРИ ЧАСА ПОПОЛУНОЧИ)
Господи, теперь еще Артемида! Оказывается она все-таки спуталась с этим Никостратом. Дочь, называется... Ну ладно. Около часу я был разбужен сильным, хотя и отдаленным, грохотом и поражен зловещей игрой красных пятен на стенах спальни. Грохот был рокочущий и перекатывающийся, подобный тому, какой бывает при землетрясениях, так что весь дом колебался, звенели стекла, и пузырьки подпрыгивали на ночном столике. Испугавшись, я бросился к окну. Небо на
Когда Ирма вышла, аккуратно притворив за собой дверь, длинноногая, по-взрослому вежливо улыбаясь большим ртом с яркими как у матери губами, Виктор принялся старательно раскуривать сигарету. Это не ребенок, думал он ошеломленно. Дети так не говорят. Это даже не грубость, -- это жестокость, и даже не жестокость, а просто ей все равно. Как будто она нам тут теорему доказала, просчитала все, проанализировала, деловито сообщила результат и удалилась, подрагивая косичками, совершенно спокойная. Превозмогая неловкость, Виктор посмотрел на Лолу. Лицо ее шло красными пятнами, яркие губы дрожали, словно она собиралась заплакать, но она, конечно, не думала плакать, она была в бешенстве. -- Ты видишь? -- Сказала она высоким голосом. Девчонка, соплячка... Дрянь! Ничего святого, что ни слово-то оскорбление, словно я не мать, а половая тряпка, о которую можно вытирать ноги. Перед соседкой стыдно! Мерзавка, хамка...
Кабина была рассчитана на одного человека, и сейчас в ней было слишком тесно. Акико сидела справа от Кондратьева, на чехле ультразвукового локатора. Чтобы не мешать, она прижималась к стене, упираясь ногами в основание пульта. Конечно, ей было неудобно сидеть так, но кресло перед пультом - место водителя. Белову было тоже неудобно. Он сидел на корточках под люком и время от времени осторожно вытягивал затекшие ноги, поочередно то правую, то левую. Вытягивая правую, он толкал Акико в спину, вздыхал и басом извинялся по-английски: "Beg your pardon". Акико и Белов были стажерами. Океанологи-стажеры должны мириться с неудобствами в одноместных субмаринах Океанской охраны. Если не считать вздохов Белова и привычного гула перегретого пара в реакторе, в кабине было тихо. Тесно, тихо и темно. Изредка о спектролит иллюминатора стукались креветки и испуганно выбрасывали облачка светящейся слизи. Это было похоже на маленькие бесшумные розовые взрывы.
- Как живете, караси? - Ничего себе, мерси. В. Катаев ...Знаю дела твои и труд твой, и терпение твое и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы... Откровения Иоанна Богослова (Апокалипсис) * КНИГА ПЕРВАЯ *
Часть первая. Мусорщик
Баки были ржавые, помятые, с отставшими крышками. Из-под крышек торчали обрывки газет, свешивалась картофельная шелуха. Это было похоже на пасть неопрятного, неразборчивого в еде пеликана. На вид они казались неподъемно тяжелыми, но на самом деле вдвоем с Ваном ничего не стоило рывком вздернуть такой бак к протянутым рукам Дональда и утвердить на краю откинутого борта. Нужно было только беречь пальцы. После этого можно было поправить рукавицы и немного подышать носом, пока Дональд ворочает бак, устанавливая его в глубине кузова. Из распахнутых ворот тянуло сырым ночным холодом, под сводом подворотни покачивалась на обросшем грязью шнуре голая
Танина ладонь, теплая и немного шершавая, лежала у него на глазах, и больше ему ни до чего не было дела. Он чувствовал горько-соленый запах пыли, скрипели спросонок степные птицы, и сухая трава колола и щекотала затылок. Лежать было жестко и неудобно, шея чесалась нестерпимо, но он не двигался, слушая тихое, ровное дыхание Тани. Он улыбался и радовался темноте, потому что улыбка была, наверное, до неприличия глупой и довольной. Потом не к месту и не ко времени в лаборатории на вышке заверещал сигнал вызова. Пусть! Не первый раз. В этот вечер все вызовы не к месту и не ко времени.
Но какое допустил святотатство патер грубый! Он послать себе позволил "Таусфес-Ионтеф" к черту в зубы. "Боже, тут всему конец!" - кликнул рабби в исступленье... Мой стариннейший знакомец (ныне уже покойный), майор милиции С., как-то попросил меня написать все, что я знаю о деле Кима Сергеевича Волошина. Ему хотелось, чтобы я рассказал всю эту историю как она представлялась мне и некоторым моим сосвидетелям, не скрывая никаких подробностей. Помнится, я принял тогда эту его просьбу за проявление некоего местного патриотизма. Он тяжело и искренне любил наш Ташлинск и всячески стремился прославить его в веках, и помню я, как бурно он радовался, когда открылось, что у нас целую неделю квартировал штаб мятежного Пугачева. Но если говорить откровенно, что представлял собою Ташлинск в дни моей юности? Не то что на карте генеральной, не во всяком атласе отыщешь. Так, большое село. Да и ныне скорее село, нежели город, хотя именуется городом. Районный центрик в бывшей Новоизотовской, ныне снова Ольденбургской области. Маслозавод, механические мастерские, райком партии, пяток кинотеатров.
"Жиды города Питера", или невеселые беседы при свечах. Комедия в двух действиях. Называть деспота деспотом Всегда было опасно. А в наши дни настолько же Опасно называть рабов рабами. Р. Акутагава Действующие лица.
К и р с а н о в Станислав Александрович, 58 лет. З о я с е р г е е в н а - его жена, 54 года. А л е к с а н д р - их старший сын, 30 лет. С е р г е й - их младший сын, 22 года. П и н с к и й Александр Рувимович - старый друг, 58 лет. Б а з а р и н Олег кузмич - добрый знакомый, 55 лет. А р т у р - друг Сергея, 22 года. Е г о р ы ч - сантехник, 50 лет. Ч е р н ы й ч е л о в е к. Действие первое.
Гостиная-кабинет в квартире профессора Кирсанова. Прямо - большие окна, задернутые шторами. Между ними - старинной работы стол-бюро с многочисленными выдвижными ящичками. На столе - раскрытая пишущая машинка, стопки бумаг, папки, несколько мощных словарей, беспорядок. Посредине комнаты - овальный стол, - скатерть, электрический самовар, чашки, сахарница, ваза с печеньем. слева, боком к зрителям, установлен огромный телевизор. За чаем сидят и смотрят заседание верховного совета: Хозяин дома профессор Станислав Александрович к и р с а н о в, рослый, склонный к полноте, украшенный кудрявой русой шевелюрой и бородищей, с подчеркнуто-величавыми манерами потомственного барина, в коричневой домашней толстовке и спортивных брюках с олимпийским кантом; Супруга его, з о я с е р г е е в н а, маленькая, худощавая, гладко причесанная, с заметной сединой, нрава тихого и спокойного, очень аккуратная и изящная (в далекой молодости - балерина), - она в строгом темном платье, на плечах - цветастая цыганская шаль; Их сосед по лестничной площадке и приятель дома Олег Кузьмич б а з а р и н, толстый, добродушного вида, плешивый,
1 июня 78-го года. Сотрудник КОМКОНа-2 Максим Каммерер.
В 13.17 Экселенц вызвал меня к себе. Глаз он на меня не поднял, так что я видел только его лысый череп, покрытый бледными старческими веснушками, -- это означало высокую степень озабоченности и неудовольствия. Однако не моими делами, впрочем. -- Садись. Я сел. -- Надо найти одного человека. -- сказал он и вдруг замолчал. Надолго. Собрал кожу на лбу в сердитые складки. Фыркнул. Можно было подумать, что ему не понравились собственные слова. То ли форма, то ли содержание. Экселенц обожает абсолютную точность формулировок. -- Кого именно? -- спросил я, чтобы вывести его из филологического ступора. -- Лев Вячеславович Абалкин. Прогрессор. Отбыл позавчера на землю с полярной станции Саракша. На земле не зарегистрировался. Надо его найти. Он снова замолчал и тут впервые поднял на меня свои круглые, неестественно зеленые глаза. Он был в явном затруднении, и я понял, что дело серьезное.
Аркадий и Борис Стругацкие. Жук в муравейнике (Сценарий)
(Сценарий трехсерийного фильма)
Чужая планета среди звезд: огромный пятнистый красно-оранжевый серп, неподалеку - два серпа поменьше, луны этой планеты. Серп стремительно надвигается, тьма застилает экран, и одновременно-механический, прерываемый помехами голос начинает монотонно читать текст радиограммы. ПЛАНЕТА САРАКШ БАЗА ПРОГРЕССОРОВ "СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС" ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ ВЧЕРА ВЫЕЗДНОЙ ВРАЧ БАЗЫ ТРИСТАН ГУТЕНФЕЛЬД ВЫЛЕТЕЛ НА СВОЕМ БОТЕ ДЛЯ РЕГУЛЯРНОГО МЕДИЦИНСКОГО ОСМОТРА ЛЬВА АБАЛКИНА ДЕЙСТВУЮЩЕГО В РОЛИ ШИФРОВАЛЬЩИКА АДМИРАЛТЕЙСТВА ОСТРОВНОЙ ИМПЕРИИ К НАЗНАЧЕННОМУ ВРЕМЕНИ НЕ ВЕРНУЛСЯ НА СВЯЗЬ НЕ ВЫХОДИЛ О ПРИБЫТИИ НА ТОЧКУ РАНДЕВУ НЕ ДОКЛАДЫВАЛ... Ночь, проливной дождь. Панически мечутся лучи прожекторов, отвратительно воет тревожная сирена. Вспышки выстрелов, треск автоматных очередей.
Аркадий и Борис Стругацкие. За миллиард лет до конца света
Глава 1
1. "... Белый июльский зной, небывалый за последние два столетия, затопил город. Ходили марева над раскаленными крышами, все окна в городе были распахнуты настеж, в жидкой тени изнемогающих деревьев потели и плавились старухи на скамеечках у подьездов. Солнце перевалило через меридиан и впилось в многострадальные книжные корешки, ударило в стекла полок, в полированные дверцы шкафа, и горячие злобные зайчики задрожали на обоях. Надвигалась послеполуденная маята - недалекий теперь уже час, когда остервенелое солнце, мертво зависнув над точечным двенадцатиэтажником напротив, просверливает всю квартиру навылет. Малянов закрыл окно - обе рамы - и наглухо задернул тяжелую желтую штору. Потом, подсмыкнув трусы, прошлепал босыми ногами на кухню и отворил балконную дверь. Было начало третьего.
"Тестудо" остановился перед шлагбаумом. Шлагбаум был опущен, над ним медленно мигал малиновый фонарь. По сторонам уходили в темноту ажурные решетки металлической ограды. - Биостанция, - негромко сказал Беркут. - Давайте выйдем. Полесов выключил двигатель. Когда они вылезли, фонарь над шлагбаумом потух, и вдруг густо взревела сирена. Иван Иванович вздохнул полной грудью и сказал, разминая ноги: - Сейчас кто-нибудь прибежит и станет уговаривать не рисковать жизнью и здоровьем. Для чего мы здесь остановились? Метрах в тридцати справа от шоссе в теплом сумраке смутно белели стены старых коттеджей. Через бурьян вела узкая тропинка. Одно из окон осветилось, стукнула рама, кто-то сиплым голосом осведомился: - Новокаин привез? - И, не дожидаясь ответа, добавил сварливо: - Сто раз я тебе говорил - останавливайся подальше, не буди людей! Снова стукнула рама, и стало тихо. - Гм!.. - хмыкнул Иван Иванович. - Ты привез новокаин, Беркут?
Ночь была ясная и лунная. Было очень холодно и тихо. Но они не замечали ни холода, ни тишины, ни лунного света. Потом Акимов увидел, что Нина сутулится и прячет ладони под мышки, и накинул на нее свою куртку. Нина остановилась. - Ты рад, что я прилетела? - спросила она. - Очень. А ты? - Очень. Очень, милый! - Она встала на цыпочки и поцеловала его. - Я ужасно счастлива. Просто ужасно. Акимов обнял ее за плечи и повернул лицом к долине. - Смотри, - сказал он. - Это Серая Топь. Над долиной висели серые полосы тумана. Вдали они сливались в плотное серебристое полотно, за которым застывшими волнами чернели холмы. Еще дальше в мутно-голубом небе были видны бледные тени вершин горного хребта. Было очень тихо, пахло росой на увядшей траве. - Серая Топь, - повторил Акимов. - Наш полигон. Нина прижалась к нему, пряча подбородок в куртку. - Ты похудел, - сказала она. - Тебе не холодно?
- Знаешь, - сказала Майка, - предчувствие у меня какое-то дурацкое... Мы стояли возле глайдера, она смотрела себе под ноги и долбила каблуком промерзший песок. Я не нашелся, что ответить. Предчувствий у меня не было никаких, но мне, в общем, здесь тоже не нравилось. Я прищурился и стал смотреть на айсберг. Он торчал над горизонтом гигантской глыбой сахара, слепяще-белый иззубренный клык, очень холодный, очень неподвижный, очень цельный, без всех этих живописных мерцаний и переливов, - видно было, что как вломился он в этот плоский беззащитный берег сто тысяч лет назад, так и намеревался проторчать здесь еще сто тысяч лет на зависть всем своим собратьям, неприкаянно дрейфующим в открытом океане. Пляж, гладкий, серо-желтый, сверкающий мириадами чешуек инея, уходил к нему, а справа был океан, свинцовый, дышащий стылым металлом, подернутый зябкой рябью, у горизонта черный, как тушь, противоестественно мертвый. Слева над горячими ключами, над болотом, лежал серый слоистый туман, за туманом смутно угадывались щетинистые сопки, а дальше громоздились отвесные темные скалы, покрытые пятнами снега.
Несколько лет назад нам выпала честь участвовать в создании фильма "Сталкер". Режиссер Андрей Арсеньевич Тарковский первоначально взял за его основу четвертую главу нашей повести "Пикник на обочине". Однако в процессе работы (около трех лет) мы пришли к представлению о картине, ничего общего с повестью не имеющей. И в окончательном варианте нашего сценария остались от повести лишь слова термины "сталкер" и "Зона" да мистическое место, где исполняются желания. Фильм вышел на экраны и у нас, и за рубежом. О нем много и разнообразно говорят, но сходятся в одном: он чрезвычайно сложен и многозначен. Кроме того, никто не сомневается, что это работа высшего международного класса. И да не будут приняты эти слова за самохвальство! Главная заслуга в создании фильма "Сталкер" принадлежит А. Тарковскому, мы же были только его подмастерьями. А сейчас читателю предлагается один из первых вариантов сценария, в котором будущий "Сталкер" едва проглядывается. Нам любезно предложили опубликовать его, полагая, видимо, что картина, будь она снята по нему, тоже имела бы право на существование.
рассказ К концу октября стада усатых китов и кашалотов начинали миграцию в экваториальную зону. Их принимали малайские и индонезийские базы, а работники Океанской охраны Курильско-Камчатско-Алеутского пояса уходили в отпуск, или занимались любительским патрулированием, или помогали океанологическим и океанографическим экспедициям. Зимние месяцы на северо-востоке - неприятное время года. Это бури, дожди, серое, угрюмое небо и серый, злой океан. Собственно, исправление климатических условий в Беринговом море и южнее не составило бы большого труда: достаточно было бы опустить вдоль дуги ККА несколько сотен мезонных реакторов - стандартным микропогодных установок, какие используются в мире уже полстолетия. Но не один синоптик не мог сказать, к чему это приведет. После катастрофы, вызванной на Британских островах попыткой утихомирить Бискайский залив, Мировой Совет воспретил такие проекты до тех времен, когда теоретическая синоптика будет в состоянии предсказывать все долговременные последствия изменений макроклимата. Поэтому зимние месяцы по берегам Берингова моря
Когда рыжий песок под гусеницами краулера вдруг осел, Петр Алексеевич Новаго дал задний ход и крикнул Манделю: "соскакивай!" Краулер задергался, разбрасывая тучи песка и пыли, и стал переворачиваться кормой кверху. Тогда Новаго выключил двигатель и вывалился из краулера. Он упал на четвереньки и, не поднимаясь, побежал в сторону, а песок под ним оседал и проваливался, но Новаго все-таки добрался до твердого места и сел, подобрав под себя ноги. Он увидел Манделя, стоявшего на коленях на противоположном краю воронки, и окутанную паром корму краулера, торчащую из песка на дне воронки. Теоретически было невозможно предположить, что с краулером типа "ящерица" может случиться что-либо подобное. Во всяком случае, здесь, на Марсе. Краулер "ящерица" был легкой быстроходной машиной - пятиместная открытая платформа на четырех автономных
