Сайт создан как бесплатное некоммерческое, доступное всем собрание материалов. Материалы можно СКАЧАТЬ БЕСПЛАТНО и БЕЗ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ РЕГИСТРАЦИИ. Здесь представлены редкие и просто интересные книги, иллюстрации. Доступ в библиотеку открыт для всех, единственное условие — некоммерческое использование предоставленной информации!
В кабинете не было обстановки, если не считать сиденья, выдвигающегося, как ящик, из неярко светящейся стены. Отчет огненными строчками горел на экране перед инспектором. А может, строчки только казались огненными - отдел безопасности не допустил бы возможности пожара. Очень давно, на третьем месяце своей службы - так много времени прошло с тех пор, что инспектору уже его трудно припомнить, - он понял, что ни одна операция не может пройти гладко. По опыту он знал, что в самых спокойных местах скрываются самые опасные ловушки.
Инспектор откинулся в кресле, послушно изменившем форму, приспосабливаясь к новому положению, которое заняло его уже стареющее тело. Выражение лица инспектора не изменилось, но он тревожно провел пальцем по краю экрана, на котором по-прежнему светился отчет. Он и так слишком много времени потратил на это, но...
Окружающая местность вызывала отвращение. Не из-за недавних разрушений: напротив, скалистая пустыня было заглажена ветром, бурями и водой за прошедшие столетия. Но серые, красно-коричневые и известия ково-белые слои были всего лишь голым камнем. И цвета у них неяркие, смешанные. Даже морские волны, которые с силой обрушивались на основание утеса, были сегодня, под нависающими тучами очередной бури, стального цвета. Эта планета совершенно чужда жизни, которая сосредоточилась в нескольких зеленых полусферах в речной долине внизу; планета, не населенная людьми, животными, птицами, рептилиями, даже простейшими формами клеточной жизни, которые могут плавать в воде. Планета, на которую никогда не попадали споры жизни; она оставалась стерильной скалой, пока человек с его вечным стремлением к переменам не решил потревожить ее аскетизм.
Дождь косым занавесом закрывал грязные улицы, смывая копоть с городских стен; вкус этой копоти ощущал высокий худощавый человек, большими шагами шедший вдоль зданий, напряженно всматриваясь в подъезды и переулки.
Два часа назад - а может, три? - Саймон Трегарт вышел из вокзала. У него больше не было причин следить за временем. Время потеряло всякое значение, а он - цель. Как преследуемый, бегущий, скрывающийся... Впрочем, он не скрывался. Он шел открыто, настороженный, готовый ко всему, расправив плечи, высоко подняв голову.
В первые дни бегства, когда перед ним забрезжила надежда, когда он использовал звериную хитрость, каждый трюк, которому успел научиться, когда петлял и плутал, им правили часы и минуты. Теперь он шел не торопясь и будет идти, пока смерть, таящаяся в одном из этих подъездов, в засаде в каком-нибудь переулке, не встанет перед ним. И даже тогда он пустит в ход свои клыки. Сунув правую руку в карман влажного пальто, Саймон нащупал эти клыки - гладкое, ровное, смертоносное оружие, так легко улегшееся в его руке, будто оно было частью его тела.
Ночью бушевала гроза, сердитые порывы ветра сотрясали древние стены, тугие капли бились в ставни. Но внутри Южного Форта завывания ветра казались отдаленным ворчанием. И Саймону Трегарту в этих звуках чудилось даже нечто успокаивающее.
Нет, то, что угнетало его, невозможно было объяснить - просто он ощущал какое-то гнетущее томительное беспокойство, которое грызло его в предрассветной мгле, и он лежал, напряженно вслушиваясь в темноту, словно часовой на посту.
Холодный пот струйками стекал у него из-под мышек, выступая бисеринками на щеках и массивном подбородке. В сероватой предрассветной мгле таяли тени, ни единый звук не нарушал тишину комнаты, где стояла их кровать, и все же… Рука его непроизвольно потянулась вправо. Он не сразу понял зачем, но Саймон вдруг ощутил необъяснимую потребность в дружеской поддержке, помощи - против кого? Он не смог бы найти и названия тому странному чувству, которое вдруг охватило его.
Вряд ли мои слова помогут отважным салкарам атаковать вражеские корабли или закалят мечи бесстрашных воинов Эсткарпа, защищающих Древнюю расу от набегов многочисленных врагов. Мои слова не помогут и тем, кто создает неприступные форты, чтобы спасти свою землю от набегов кровожадных соседей. Но каждому хочется оставить свой, пусть и незначительный, след в истории, чтобы начатое дело не пропало даром, чтобы те, кто придет за тобой, продолжили его, подхватили твой меч, разожгли огонь в родном очаге и смогли понять, во имя чего жили, боролись и погибали их предшественники. Именно поэтому я и решился поведать вам всю правду о Троих против Эсткарпа, о том, как, задумали они сломить колдовскую силу, которая оказывала влияние на Древнюю расу более тысячи лет, затуманивая настоящее и вычеркивая из памяти прошлое. Я расскажу вам о тех великих событиях, в которых мне довелось принимать участие.
Историю нашего рождения рассказывают часто: наша мать, леди Джелит, та самая, которая отказалась от своего звания волшебницы, чтобы выйти замуж за чужеземного воина Саймона Трегарта, потребовала у Силы, которой служила, неких даров для нас, рожденных в тяжких муках. Она назвала моего брата Киллана воином, мою сестру Каттею волшебницей, или той, что управляет Силой, а для меня она попросила мудрости. Но так получилось, что моя мудрость состоит в знании и что знаю я очень мало, хотя жажда учения всегда владела мной. Однако, несмотря на все свои усилия, я лишь прикоснулся к краешку сытного хлеба знаний, лишь отхлебнул от чаши истинной мудрости. Впрочем, может быть, знание собственных ограничений тоже есть своего рода мудрость.
Морозное дыхание Ледяного Дракона на высотах было сильным и жестоким, поскольку была середина зимы. Да, как раз во время Ледяного Дракона я серьезно задумалась о будущем. Сожалея и вздыхая о прошлом, я знала, что должна сделать, чтобы те, кого я ценила дороже собственной жизни, освободились от Тени, могущей добраться до них через меня. Я - Каттея, из дома Трегарта, когда-то обучалась, как Мудрая женщина, хотя не приносила их клятвы и не имела на груди драгоценного камня. Но знание, которое мне дали, было выбрано не мною.
Я была одной из троих, и эти трое могли при необходимости становится единым существом: Киллан - воин, Кемок - провидец-чародей, и Каттея - колдунья. Так назвала нас мать, когда мы, близнецы, родились. Такими мы и стали. Мать, Мудрая женщина Эсткарпа, была отвергнута из-за своего брака с Саймоном Трегартом. Он не был обыкновенным человеком, а чужеземцем, пришедшим через Врата из другого мира. Он не только был сведущ в военном искусстве, которое высоко ценилось в Эсткарпе, потому что эта раздробленная и изношенная временем страна осаждалась тогда соседями Карстеном и Ализоном, он и обладал собственной Силой, которую Мудрые женщины не хотели признать в мужчине.
Дождь лил с надоедливым постоянством и дорожные плащи висели на плечах таким же тяжелым грузом, каким висел страх на сердцах и в умах людей. Те из людей, что были необразованными, кто никогда не удалялся от полей и пастбищ, принадлежащих господам, молились Глом Випер и смотрели на серое небо, как бы ожидая, что увидят над собой ее наполненные слезами глаза, почувствуют ее жалость, такую же тяжкую, как проклятие.
Даже те, кто получил образование, тревожились при мысли о проклятии, об осуждении, об изгнании, которое обрушилось на них.
Мой народ клан за кланом прошел через Небесные Ворота, которые открыли наши барды, и оставил за собой не только родину, но и память. И теперь мы могли бы спросить, почему мы едем по этой заливаемой водой ужасной стране. Однако чем дальше мы продвигались на север, тем меньше хотелось задать этот вопрос. Мы были твердо уверены в необходимости этого переселения. Братья с Мечами, готовые вступить в бой при первых признаках опасности, ехали впереди нас по этой странной, чужой, незнакомой земле, а у ворот остался в качестве арьергарда другой отряд. С ними были Лаудат и Оуз, чье волшебное пение открыло ворота между мирами, и теперь они закрывали их, так что путь к отступлению был закрыт, так же, как и возможность для преследования.
Что такое космос? Это пустыня, познать которую не дано человеку, даже если он обладает сотнями, тысячами жизней, чтобы провести дороги между солнечными системами и планетами, чтобы расспрашивать, чтобы пытаться узнать, что находится за следующим солнцем, следующей системой.
Такие искатели знают, что не должно быть пределов человеческой вере в чудесное, которая отсутствует у тех, кто следует проторенными дорогами, не принимает ничего, отказывает собственным чувствам.
Слабый солнечный свет касался верхнего края безымянной западной долины, куда забрела Бриксия. Достаточно далеко от разоренных земель на востоке, чтобы ощутить сомнительную безопасность - если быть очень осторожной. Присев на корточки, девушка хмуро взглянула на далекие облака на востоке - предвестник плохой погоды. Она проводила лезвием своего ножа по оселку, с беспокойством разглядывая тонкую стальную полоску. Ее уже так много раз затачивали, и хотя нож скован из хорошей стали, но скован очень давно - в прошлом, которое девушка даже не пыталась припомнить. Она знала, что ей нужно быть очень осторожной, или эта тонкая металлическая полоска лопнет, и она останется без оружия, без инструмента - без всего.
Аркадий и Борис Стругацки. Бръмбар в мравуняка (на болгарском)
Стояха зверчета Около плета. В тях стреляха И те умираха. (стихове на малко момченце) 1 юни 78 година СЪТРУДНИКЪТ НА "КОМКОН-2" МАКСИМ КАМЕРЕР В 13:17 Екселенц ме извика при себе си. Той не вдигна очи към мен, така че виждах само голия му череп, покрит с бледи старчески лунички - това означаваше, че е твърде много загрижен и недоволен. Но впрочем не от моята работа. - Седни. Седнах. - Трябва да се намери един човек - каза той и неочаквано млъкна. Мълча дълго. Човек би помислил, че не са му харесвали собствените му думи. Формата, а може би съдържанието. Екселенц обожаваше абсолютно точните формулировки. - Кого именно? - попитах, за да го изведа от филологическото вцепенение. - Лев Вячеславович Абалкин. Прогресор. Онзи ден е отпътувал за Земята от Полярната база на Саракш. На Земята не се е регистрирал. Трябва да се намери. Той отново замълча и тогава за пръв път вдигна към мен кръглите си, неестествено зелени очи. Явно беше в затруднение и аз разбрах, че работата е сериозна.
Аркадий и Борис Стругацки. Вълните усмиряват вятъра (на болгарском)
Да разбереш, значи да простиш. Д. Строгов ВЪВЕДЕНИЕ
Казвам се Максим Камерер и съм на осемдесет и девет години. Някога, много отдавна, прочетох една древна повест, която започваше така. Помня, тогава си помислих, че ако след време ми се случи да пиша мемоари, ще ги започна именно по този начин. Макар че, строго погледнато, не бива да смятам това, което ви предлагам, за спомени, а би трябвало да започна с едно писмо, което получих преди около година: Камерер, Вие, разбира се, сте прочели прословутите "Пет биографии на века". Моля Ви, помогнете ми да установя кой именно се крие зад псевдонимите П. Сорока и Е. Браун. Предполагам, че за Вас това ще бъде по-лесно, отколкото за мен. М. Глумова Новгород, 13 юни 125 година Не отговорих на това писмо, тъй като не успях да открия истинските имена на хората, написали "Петте биографии на века". Както можеше и да се очаква, успях само да установя, че П. Сорока и Е. Браун са видни сътрудници на групата "Людени" от Института за изследване на космическата история. Никак не ми беше трудно да си представя какви чувства е изпитвала Майя Тойвовна Глумова, докато е четяла биографията на своя син, пресъздадена от П. Сорока и Е. Браун. И ми стана ясно, че съм длъжен да изкажа своето
Аркадий и Борис Стругацки. Милиард години до свършека на света
ПЪРВА ГЛАВА
1. "... бял юлски зной, небивал през последните две столетия, удави града. Над нагорещените покриви плуваше мараня, всички прозорци в града бяха широко разтворени, на пейките пред входовете под редичките сенки на изнемогващите дървета се потяха и топяха старици. Слънцето прехвърли меридиана и се впи в многострадалните гръбчета на книгите, блъсна стъклата на полиците, полираните вратички на шкафа и горещи злобни езичета затрептяха по тапетите. Изнемогата на следпладнето - наближаваше часът, когато освирепялото слънце, мъртвешки увиснало над дванайсететажния блок отсреща, щеше да простреля апартамента. Малянов затвори и двете крила на прозореца и плътно придърпа тежката жълта завеса. После с виснали гащета изшляпа бос през кухнята и отвори балконската врата. Беше около три. Дъските на пода изскърцаха и отнякъде излезе затъпелият от горещините Калям, фиксира Малянов със зелените си очи и беззвучно отвори и затвори уста. Размахал опашка, той се промъкна под печката при своята паница. В нея нямаше нищо, освен изсъхнали рибешки кости. - Искаш да плюскаш - рече Малянов недоволно. Калям незабавно отреагира в смисъл, че да, в края на краищата не би било зле...
Аркадий и Борис Стругацки. Обитаемият остров (на болгарском)
ЧАСТ ПЪРВА
РОБИНЗОН
ГЛАВА ПЪРВА
Максим открехна люка, подаде се и предпазливо погледна небето. Тукашното небе беше ниско и някак твърдо, без лекомислената прозрачност, която намеква за безкрайността на космоса - не, това беше истинска библейска твърд, гладка и непроницаема. Тази твърд, несъмнено опираща се върху раменете на местния Атлант, равномерно фосфоресцираше. Максим потърси в зенита дупката, пробита от кораба, но там се разливаха само две големи черни петна - като капки туш във вода. Той широко разтвори люка и скочи във високата изсъхнала трева. Въздухът беше горещ и сух, миришеше на прах, старо желязо, отъпкана зеленина, живот. И на смърт също миришеше - стара и непонятна. Тревата беше висока до кръста; недалеч тъмнееха храсталаци, на места стърчаха унили криви дървета. Беше почти светло, като през ярка лунна нощ на Земята, но нямаше лунни сенки, нямаше я лунната мъглива синева. Всичко беше сиво, прашно, плоско. Корабът стоеше на дъното на огромна котловина с полегати склонове. Околната местност забележимо се надигаше към размития неясен хоризонт и това беше странно, защото някъде наблизо течеше река, голяма спокойна река, течеше на запад, нагоре по склона на котловината.
Аркадий и Борис Стругацки. Понеделник започва в събота (на болгарском)
Но най-странното, най-непонятното е как авторите могат да вземат подобни сюжети, признавам си, това е вече съвсем необяснимо, това е като... Не, не, съвсем не разбирам... Н. В. Гогол * ПЪРВА ИСТОРИЯ. СУЕТА ОКОЛО ДИВАНА *
ПЪРВА ГЛАВА
Учителят: Деца, запишете си изречението: "Рибата седеше на дървото". Ученикът: А нима рибите седят на дърветата? Учителят: Ами... Това е било побъркана риба. Ученически виц Наближавах мястото на срещата. Притискайки се до самия път, около мене се зеленееше гора, която тук-таме отстъпваше място на поляни, обрасли с жълта острица. Слънцето от много часове вече залязваше, а все не можеше да залезе и висеше ниско над хоризонта. Колата се носеше по тесния път, настлан с чакъл. Карах направо през едрите камъни и всеки път в багажника дрънчаха и тракаха празните бидони. Вдясно от гората излязоха двама души и застанаха на банкета, загледани към мене. Единият вдигна ръка. Намалих газта и ги заразглеждах. Стори ми се, че бяха ловци, млади хора, може би малко по-стари от мене. Лицата им ми харесаха и аз спрях. Онзи, който вдигаше ръка, пъхна в колата мургавото си гърбоносо лице и попита усмихнат: - Ще ни откарате ли до Соловец? Вторият, с червеникава брада и без мустаци, надничаше през рамото му и също се усмихваше. Положително бяха симпатични хора. - Хайде, качвайте се - казах аз. - Единият отпред, другият отзад, че там, на задната седалка, е багажът ми. - Благодетел! - радостно каза гърбоносият, свали си пушката и седна до мене.
Аркадий и Борис Стругацки. Пясъчна треска (на болгарском)
- Знаеш ли - каза Боб, - сега бих изпил един доматен сок... - обърна се на другата си страна и с отвращение изплю фаса. - Когато езикът те боли от цигари, най-добре е да му удариш един доматен сок. - Ако изобщо нещо те боли, най-добре е да удариш един коняк - авторът на тази мисъл беше едър и дебел, наричаха го Виконт. - Може и водка. И ликьорът става. Не се забранява виното - в него, както знаем, е истината. Ама най-добре си е спирт... - Забрави бирата. Ти си едно дрънкало - рече Боб. - Аз сега бих цапардосал една бира... В палатката беше горещо и тъмно. По земята се валяха спални чували, фасове, една винтовка, гилзи и чифт ботуши. През ниския триъгълен вход се виждаха червеникави дюни и облепено с тежки облаци небе. На тласъци налиташе горещ вътяр и пляскаше по брезента. - Слушай, Боб, пясъкът стърже ли ти между зъбите? - Не успявам да го изплюя. И какво да правим? - Писна ми. Жвакам го вече втора седмица. Изнерви ме. Ще изчакам още ден-два, ще насъбера повечко плюнка, ще ида при нашичкия и...
Аркадий и Борис Стругацки. Трудно е да бъдеш бог (на болгарском)
Аркадий Стругацкий Борис Стругацкий Трудно быть богом Това бяха дни, когато аз разбрах какво значи да страдаш, какво значи да се срамуваш, какво значи да се отчаеш. Пиер Абелар Трябва да ви предупредя за следното: когато изпълнявате задачата си, трябва да имате оръжие за авторитет. Но при никакви обстоятелства не ви се разрешава да го употребявате. При никакви обстоятелства. Разбрахте ли ме? Ърнст Хемингуей ПРОЛОГ
Ложата на Анкиния арбалет беше направена от черна пластмаса, а тетивата бяха от хромова стомана и се изпъваха с едно дръпване на безшумно плъзгащата се ръчка. Антон не признаваше нововъведенията. Той имаше солидно бойно оръжие в стила на маршал Тоц - крал Пиц Първи, обковано с черна мед, с макара, на която се намотаваше шнур от волски жили. А пък Пашка взе пневматична карабина. Понеже беше мързелив и не го биваше в дърводелския занаят, той смяташе арбалетите за детство на човечеството. Те спряха лодката на северния бряг, където от жълтата пясъчна урва стърчаха разкривени корени от борове. Анка остави кормилното весло и се огледа. Слънцето вече беше се издигнало над гората и всичко беше синьо, зелено и жълто - синя мъглата над езерото, тъмнозелени боровете и жълт отвъдният бряг. А небето беше ясно, белезникавосиньо.
Киносценарий. Журнальный вариант. Новосибирск 1986 Время действия: наши дни, поздняя весна. Место действия: крупный город, областной центр На юге нашей страны. Двухкомнатная квартира средней руки писателя Феликса Александровича Снегирева. Обычный современный интерьер. Два часа дня. За окном - серое дождливое небо. Феликс у телефона. Обыкновенной наружности человек лет пятидесяти, весьма обыкновенно одетый для выхода. На ногах стоптанные домашние шлепанцы. - Наталья Петровна? - Говорит он в трубку. - Здравствуй, Наташенька! Это я, Феликс... Ага, много лет, много зим... Да ничего, помаленьку. Слушай, Наташка, ты будешь сегодня на курсах? До какого часу? Ага... Я к тебе забегу около шести, есть у меня к тебе маленькое дельце... Хорошо? Ну, до встречи. Он вешает трубку и устремляется в прихожую. Быстро переобувается, натягивает плащ, нахлобучивает на голову бесформенный берет. Затем хватает огромную авоську, набитую пустыми бутылками из-под кефира, лимонада, фанты и подсолнечного масла. Слегка согнувшись под тяжестью стеклотары, выходит на лестничную площадку и остолбенело останавливается.
Царь сидел голый. Как нищий дурак на базаре, он сидел, втянув синие пупырчатые ноги, прислонясь спиной к холодной стене. Он дрожал, не открывая глаз, и все время прислушивался, но было тихо. В полночь он проснулся от кошмара и сразу же понял, что ему конец. Кто-то хрипел и бился под дверью спальни, слышались шаги, позвякивание железа и пьяное бормотание дядюшки Бата, его высочества: "А ну, пусти... А ну, дай я... Да ломай ее, стерву, чего там..." Мокрый от ледяного пота, он бесшумно скатился с постели, нырнул в потайной шкаф и, не помня себя, побежал по подземному коридору. Под босыми ногами хлюпало, шарахались крысы, но тогда он ничего не замечал и только сейчас, сидя у стены, вспомнил все: и темноту, и осклизлые стены, и боль от удара головой об окованные двери храма, и свой невыносимо высокий визг. Сюда им не войти, подумал он. Сюда никому не войти. Только если царь прикажет. А царь-то не прикажет... Он истерически хихикнул. Нет уж, царь не прикажет! Он осторожно разжмурился и увидел свои синие безволосые ноги с ободранными коленками. Жив еще, подумал он. И б у д у жив, потому что сюда им не войти.
Пьеса в 2-х действиях Действующие лица: РУМАТА КИРА БУДАХ АРАТА РЭБА КОНДОР ОКАНА АБА УНО ЦУПИК ХОЗЯИН ПИЛОТ ТОРГОВЕЦ МАРШАЛ ТОЦ НЕИЗВЕСТНЫЙ горожане, штурмовики, монахи ПРОЛОГ
На темной авансцене в луне прожектора появляется Румата - в черном трико с головы до ног. РУМАТА. То были дни, когда я познал, что значит страдать; что значит стыдиться; что значит отчаяться... МУЖСКОЙ ГОЛОС ИЗ ТЕМНОТЫ. Должен вас предупредить вот о чем. Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах. Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли! ЖЕНСКИЙ ГОЛОС ИЗ ТЕМНОТЫ. Спаси, спаси нас! Нам бы хоть как нибудь да пожить!
