Сайт создан как бесплатное некоммерческое, доступное всем собрание материалов. Материалы можно СКАЧАТЬ БЕСПЛАТНО и БЕЗ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ РЕГИСТРАЦИИ. Здесь представлены редкие и просто интересные книги, иллюстрации. Доступ в библиотеку открыт для всех, единственное условие — некоммерческое использование предоставленной информации!
СОВЕТНИК -- В это я, конечно, не верю, -- сказал Голан Тревиз, стоя на широких ступенях Селдон-Холла и глядя сверху на сверкающий в солнечных лучах город. Терминус был мягкой планетой с высоким коэффициентом водного пространства. Введение контроля над погодой сделало всю планету более комфортабельной и -- как часто думал Тревиз -- менее интересной. -- Я ни во что не верю, -- повторил он. Лицо юноши озарила белозубая улыбка. Его спутник и товарищ, советник Манн ли Кампер, который принял среднее имя как вызов традициям Терминуса, неодобрительно покачал головой.
ПРОЛОГ Первая галактическая империя рухнула. Она разлагалась в течении столетий, и только один человек полностью осознал этот факт. Это был Хари Селдон, последний великий ученый Первой Империи, который усовершенствовал психоисторию - науку, описывающую человеческое поведение математическими уравнениями. Индивидуальный человек - существо непредсказуемое, но реакции человеческой массы, считал Селдон, могли быть вычислены статистически. Чем больше масса, тем большей точности добиться. А объем человеческой массы, с которой работал Селдон, был не меньше, чем население всех миллионов обитаемых миров Галактики. Уравнения Селдона говорили ему, что Империя, достигнув вершины, должна пасть, и что пролетит тридцать тысячелетий человеческой жизни в нищете и агонии, прежде чем из руин поднимется Вторая Империя. Однако, если урегулировать некоторые существующие условия, этот интервал уменьшить до одной тысячи лет.
Айзек Азимов. Лаки Старр и большое солнце Меркурия
[1957] Лаки Стар Пер. - И.Обухова.
Посвящается Робин Джоан, которая изо всех сил старалась мне помешать. ОТ АВТОРА Эта книга была впервые опубликована в 1956 году, и описание поверхности Меркурия в ней соответствует данным того периода. Однако с 1956 года знания астрономов о Солнечной системе (благодаря исследованиям с помощью радаров и ракет) неизмеримо выросли. В 1956 году полагали, что одна сторона Меркурия постоянно обронена к Солнцу, так что часть поверхности всегда находится на Солнце, а часть - в тени; в пограничных областях Солнце иногда светит, иногда - нет. Однако в 1965 году, исследуя отражения от поверхности Меркурия с помощью лучей радаров, астрономы к своему удивлению обнаружили, что это не так. Обращаясь вокруг Солнца за 88 дней, Меркурий поворачивается вокруг своей оси за 59 дней. Это означает, что любая часть поверхности Меркурия бывает освещена Солнцем и что так называемой "темной стороны" не существует. Тем не менее, я надеюсь, что читатели все равно получат удовольствие от этой истории. Однако мне не хочется, чтобы факты, считавшиеся действительными в 1956 году, но признанные недействительными сейчас, они принимали за научную информацию.
Айзек Азимов. Лакки Старр и большое солнце Меркурия
[1957] Лаки Стар
1. ДУХИ СОЛНЦА Лакки Старр со своим маленьким другом Джоном Бигменом Джонсом, а также молодой инженер, шедший впереди, поднимались к воздушному шлюзу, служившему выходом на поверхность Меркурия. Да-а... Скучать не приходится, подумал Лакки. Он прилетел на Меркурий всего лишь час назад и нигде, кроме ангара, побывать не успел. Бумажные формальности и осмотр его "Метеора", произведенный местными техниками, - вот, собственно, и все пока впечатления. Да, еще этот Майндс, Скотт Майндс, инженер, ответственный за Световой Проект. Он явно поджидал Лакки и сразу предложил прогуляться по поверхности Меркурия - "в целях ознакомления с достопримечательностями", как было добавлено. Лакки, конечно же, умилился такому объяснению. Он внимательно рассматривал лицо инженера, маленький, будто срезанный, подбородок, нервно дергающийся рот и глаза, тревожно бегающие, глаза, которые неизменно ускользали от прямого взгляда. Во всем этом присутствовала несомненная тревога, обеспокоенность, во всяком случае. Ну что ж, достопримечательности так достопримечательности... Может быть, прогулка с этим Майндсом прояснит хоть что-то в здешних проблемах, так озаботивших Совет Науки... Что до Бигмена Джонса, то он готов был следовать за Лакки куда, когда и для чего угодно. Правда, едва они начали облачаться в скафандры, брови его удивленно взметнулись: скафандр Майндса был украшен кобурой, из которой торчал приклад крупнокалиберного бластера. Лакки, перехватив вопросительный взгляд, кивком успокоил друга. Когда инженер, а вслед за ним Лакки и замыкающий шествие Бигмен очутились на поверхности, то в этой внезапной, почти кромешной тьме они, на какое-то время потеряв друг друга из виду, видели только яркие звезды, равнодушно глядящие сквозь ледяной вакуум. Первым ожил Бигмен. Здешняя гравитация почти не отличалась от родной марсианской. И чернота ночей с такими же немигающими звездами вдалеке - была для него привычной.
1. ЗАХВАТЧИКИ Солнце сверкало бриллиантом в небе, достаточно большим, чтобы невооруженным глазом было разобрать: это нечто большее, чем обычная звезда, больше, чем крошечный, величиной с горошину, раскаленный добела шар. Сюда, в просторы космоса, в окрестности второй по величине планеты Солнечной системы, Солнце отдавало лишь один процент света, который оно проливало на родную планету человека. И все же оно было самым ярким объектом в небе - даже четыре тысячи полных Лун вряд ли могли бы с ним сравниться. Лакки Старр задумчиво смотрел на экран, в центре которого было изображение далекого Солнца. Вместе с ним в экран уставился Джон Бигмен Джонс. Полная противоположность высокому и стройному Лакки, Джон Бигмен Джонс, вытянувшись в полный рост, достигал лишь пяти футов и двух дюймов. Но этот коротышка не измерял себя в дюймах и позволял называть себя только средним именем: Бигмен.
1. НЕПРИЯТНОСТИ НА ЮПИТЕРЕ-9 Юпитер, правильный кремового цвета шар, выглядел вдвое меньше, чем наблюдаемая с Земли Луна. Он безнадежно уступал последней в яркости, что, однако, не мешало ему являть собой прекрасное зрелище. Светильники были выключены; тусклое свечение планеты едва обнаруживало находящихся в рубке Лакки Старра, задумчиво смотревшего на экран, и его компаньона - Бигмена. - Будь он полым, Бигмен, и вывали ты в него сотен этак с тринадцать шаров величиною с Землю - места еще осталось бы прилично. Эта безделушка перевесит все остальные планеты вместе взятые. В Джоне Бигмене Джонсе, которого все обязаны были величать не иначе, как Бигменом, - а то плохо будет! - было пять футов и два дюйма роста, если не сутулиться. Джон Бигмен Джонс недолюбливал все крупное за исключением Лакки, и он воскликнул в сердцах: - А что толку! Никто ведь не может сесть на него! Даже приблизиться! - Сесть, воз, мы никогда и не сядем, но приблизиться сумеем наверняка. Как только построим аграв-корабли.
ПРЕДИСЛОВИЕ Эта книга была впервые опубликована в 1954 году, и описание поверхности Венеры соответствует астрономическим представлениям того периода. Однако с 1954 года знания астрономов о внутренних планетах Солнечной системы значительно выросли благодаря применению радара и космических ракет. В конце 50-х годов радиоволны, отраженные от Венеры, заставили предположить, что ее поверхность нагрета значительно больше, чем считалось ранее. 27 августа 1962 года космическая станция "Маринер-2" вылетела в направлении Венеры и прошла мимо нее на ближайшем удалении в 21 тысячу миль 14 декабря 1962 года. Измеряя отражения радиоволн от поверхности Венеры, она показала, что поверхностная температура действительно значительно выше точки кипения воды.
1. ОБРЕЧЕННЫЙ КОРАБЛЬ Пятнадцать минут до нуля. "Атлас" ждал старта. Гладкие полированные борта космического корабля блестели в ярком земном свете, заполнявшем небо Луны. Тупой нос устремлен вверх, в пустое пространство. Вакуум окружал его, а под ним простиралась мертвая пемза лунной поверхности. Количество экипажа - ноль. На борту нет ни одного человека. Доктор Гектор Конвей, глава Совета науки, спросил: - Который час, Гас? Он чувствовал себя неудобно в помещении Совета на Луне. На Земле он находился бы на вершине иглы из камня и стали, которую называют Башней Науки. В окне открывался бы вид на Интернациональный Город. Конечно, на Луне пытались сделать все возе. В помещениях фальшивые окна, а за ними ярко освещенные сцены земной жизни. Очень естественно окрашенные, свет за окном в течение дня менялся, соответствуя утру, полудню и вечеру. А в периоды сна за окном все темнело, и свет становился темно-синим. Но для землянина типа Конвея этого было недостаточно. Он знал, что если разбить стекло окна, за ним окажутся только раскрашенные миниатюры, а дальше - другое помещение или, может быть, скальные породы Луны. Доктор Огастас Хенри, к которому обратился Конвей, взглянул на часы.
У "Ю.С.Роботс" возникла проблема. Проблема персонала. Питер Богерт, старший математик, направлялся в сборочную, когда встретился с начальником исследовательского отдела Альфредом Леннингом. Яростно сведя вместе седые брови, Леннинг смотрел через перила вниз, в компьютерный зал. На полу под балконом группа людей обоего пола и разного возраста с любопытством поглядывала по сторонам, а гид произносил подготовленную заранее речь о роли компьютеров в изготовлении роботов. - Компьютер, который вы видите перед собой, - говорил он, - самый большой из компьютеров такого типа в мире. В нем пять миллионов триста тысяч криотронов, и он способен одновременно рассматривать сто тысяч вариантов. С его помощью "Ю.С.Роботс" и создает позитронный мозг новой модели.
1 Космический корабль "Трижды Г" вырвался из пустоты гиперпространства и появился в бесконечном пространстве-времени. Вокруг него сияло огромное звездное скопление Геркулеса. Корабль неуверенно повис, окруженный бесчисленными солнцами, каждое из которых было центром могучего поля тяготения, вцепившегося в крохотную металлическую скорлупку. Но вычислительные машины корабля не ошиблись - он оказался точно в назначенном месте. Только один день полета - обычного пространственного полета - отделял его от системы Лагранжа. Каждый, кто был на борту, воспринял это известие по-своему. Для экипажа это означало еще один день работы, еще один день оплаты по ставкам за полетное время, а потом - отдых на поверхности. Планета, куда они направлялись, была необитаема, но отдохнуть приятно даже на астероиде. Что могли думать по этому поводу пассажиры, членов экипажа не интересовало. Пассажиров они недолюбливали и старались держаться от них подальше. Ведь это же были сплошь "головастые"! Так оно и было - все пассажиры, кроме одного, были "головастыми". Выражаясь вежливее, это были ученые, и притом довольно разношерстная компания. Единственным чувством, которое объединяло их в тот момент, было беспокойство за свои приборы и смутное желание еще раз проверить, все ли с ними в порядке.
- Где Джимми, дорогая? -- спросил мистер Андерсон. - На кратере, - ответила миссис Андерсон. -- Ничего не может случиться, с ним вместе Робачонка. А... эту уже доставили? - Да. Она еще в космопорте, проходит обследование. Честно говоря, мне самому не терпится ее увидеть. Ведь с тех пор, как, пятнадцать лет назад улетел с Земли, я не видел ни одной. Кино не в счет. - Джимми не видел ни одной вообще, - сказала миссис Андерсон. - Потому что он родился на Луне и бывать на Земле не может. Почему я ее сюда и выписал. Мне кажется, она будет первая на Луне. - Уж очень она дорого стоила, - заметила миссис Андерсон с легким вздохом.
Даже в безмолвных коридорах Мультивака царил праздничный дух. Тишина и покой уже сами по себе говорили о многом. Впервые за последние несколько лет не мельтешили в лабиринтах взмыленные техники, не мигали лампочки, иссякли потоки входной и выходной информации. Разумеется, так долго не продлится - этого не позволят нужды мирной жизни. И все же день, может быть, неделю даже Мультивак будет праздновать победу и отдыхать. Ламар Свифт снял военную фуражку и, устремив взгляд в пустой коридор гигантского компьютера, тяжело опустился на стул. Форма, к которой он так и не смог привыкнуть, топорщилась на нем тяжелыми уродливыми складками. - Даже представить себе трудно, что война с суперпотоком окончена. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на небо, - сказал он. - Как же мне надоело это военное положение!
Телекоммуникатор разбрасывал судорожные вспышки, пока психолог с Ригеля Тан Порус неторопливо устраивался перед экраном. В глазах Тана появился блеск, возбуждение передалось всем членам его худенького тела. И даже необычная его поза -- Порус уселся, водрузив ноги на стол, -- подчеркивала неординарность происходящего. Наконец коммуникатор ожил, засветился, и на экране появилось широкое лицо жителя Арктура, глядевшего раздраженно и хмуро. -- Сейчас середина ночи! Ты вызвал меня сюда прямо из постели, Порус! -- А у нас самый что ни на есть день, Финал. Но мое сообщение у тебя начисто прогонит мысли о сне.
Isaac Asimov. My Son, the Physicist (1969). Сборник "Нежданно-негаданно". Пер. - Н.Галь.
Ее волосы были нежнейшего светло-зеленого цвета - уж такого скромного, такого старомодного! Сразу видно было, что с краской она обращается осторожно: так красились лет тридцать назад, когда еще не вошли в моду полосы и пунктир. Да и весь облик этой уже очень немолодой женщины, ее ласковая улыбка, ясный кроткий взгляд - все дышало безмятежным спокойствием. И от этого суматоха, царившая в огромном правительственном здании, вдруг стала казаться дикой и нелепой. Какая-то девушка чуть не бегом промчалась мимо, обернулась и с изумлением уставилась на странную посетительницу: - Как вы сюда попали? Та улыбнулась. - Я иду к сыну, он физик. - К сыну?..
"Библиотека современной фантастики", т.25. Пер. - Н.Щербиновская.
1 В окошко бросили горсть камней - и мальчишка завозился во сне. Бросили еще раз - он проснулся. Сел в кровати, весь напрягшись. Тянулись секунды, а он все осваивался со своим странным окружением. Конечно, это не его родной дом. Он за городом. Здесь холоднее, чем в его краях, за окошком видна зелень. - Тощий! Его окликнули хриплым, встревоженным шепотом, и мальчишка дернулся к окну. На самом деле у него было совсем другое имя, но его новый друг, с которым он познакомился накануне, едва взглянул на худощавую фигурку, сказал: "Ты - Тощий". И добавил: "А я - Рыжий". На самом деле его тоже звали совсем иначе, но это имечко явно шло к нему. Тощий крикнул: - Эй, Рыжий! - и радостно замахал ему, стряхивая с себя остатки сна. Рыжий продолжал все тем же хриплым шепотом: - Тихо, ты! Хочешь всех перебудить? Тощий вдруг заметил, что солнце едва поднялось над низкими восточными холмами, что тени еще длинные и размытые, а на траве роса. Он сказал уже тише: - Чего тебе? Рыжий махнул рукой - выходи на улицу. Тощий быстро оделся и умылся - то есть быстренько брызнул на себя чуть тепловатой водичкой; она высохла, пока он бежал к выходу, а потом кожа опять стала влажной, на этот раз уже из-за росы. Рыжий сказал: - Давай потише. Если проснется ма, или па, или твой па, или еще кто, уж тут начнется: "Сейчас же марш домой, а то будешь бегать по росе - простудишься и умрешь".
В конце 1949 года в киосках появился новый журнал под названием "Журнал фэнтези". Ко второму номеру название расширилось до "Журнала фэнтези и научной фантастики"; с тех пор журнал известен под аббревиатурой "Ф и НФ". Поначалу название меня обескуражило. Мне показалось, что оно делает упор на стиль, а не на идею, а я не был уверен в том, что мне удастся выдержать стиль, к тому же я не вполне понимал, что это такое. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как в одном из критических обзоров некая дама написала обо мне "Он не стилист". Я немедленно послал ей письмо с просьбой объяснить, что же такое стилист, но ответа не получил, и, похоже, мне этого так и не узнать. Как бы то ни было, после выхода "Хозяйки" соредактор журнала Энтони Бушер написал мне письмо, положившее начало нашей переписке. В "Хозяйке" я писал о том, что к сорока годам эмоциональные порывы бледнеют, и Тони, которому в то время исполнилось сорок, мягко пытался меня в этом разубедить. (Мне тогда было тридцать.) Он уверял, что впереди меня ждут восхитительные сюрпризы, и оказался совершенно прав.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЭДО ДЕМЕРЗЕЛЬ * ДЕМЕРЗЕЛЬ ЭДО - В то время как сосредоточение реальной власти в руках Эдо Демерзеля на протяжении большей части царствования Императора Клеона I не оставляет сомнений, относительно сути его правления мнения историков расходятся. Классическая версия гласит, что он был одним из весьма могущественных и безжалостных угнетателей в течение последнего столетия существования целостной Галактической Империи, но ревизионисты полагают, что если Демерзель и был деспотом, то деспотом милосердным. Не исключено, что причиной для подобных выводов были отношения Демерзеля с Гэри Селдоном, многим подробностям которых суждено остаться недоказанными, в особенности - странной истории жизни Ласкина Джоранума, чей фантастический взлет... ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ (Все цитаты из Галактической Энциклопедии взяты из 116-го издания, опубликованного в 1020 г. а.э. издательством "Галактическая Энциклопедия" на Терминусе, с разрешения издательства.) 1 - Повторяю, Гэри, - сказал Юго Амариль, - у твоего друга Демерзеля большие неприятности. Он лишь немного подчеркнул слово "друг", но так, что прозвучало оно с нарочитой неприязнью. Гэри Селдон это заметил, но пропустил мимо ушей. Оторвавшись от экрана трикомпьютера, он ответил: - А я повторяю, Юго, что это - сущая ерунда. - Немного помолчав, он чуть раздраженно спросил: - Не понимаю, зачем ты так упорно отнимаешь у меня время и пытаешься убедить в этом?
Меня зовут Джо. Именно так называет меня мой коллега Милтон Дэвидсон. Он программист, а я -- компьютерная программа. Я вхожу в комплекс Мультивак и связан с другими его частями во всем мире. Я знаю все. Почти все. Я -- персональная программа Милтона. Его Джо. Он понимает в программировании больше, чем кто-либо на свете, а я -- его экспериментальная модель. Благодаря ему я разговариваю лучше любого другого компьютера. -- Все дело в том, чтобы звуки соответствовали символам, Джо, -- сказал он мне. -- Так работает человеческий мозг, хотя мы до сих пор не знаем, какими символами он пользуется. А твои символы мне известны, и я могу к каждому подобрать слово. Итак, я умею говорить. Мне кажется, что говорю я хуже, чем думаю, но Милтон считает, что я говорю очень хорошо. Милтон никогда не был женат, хотя ему почти сорок. По его словам, он еще не встретил подходящую женщину. Однажды он сказал мне: "Я все-таки найду ее, Джо. И найти я намерен лучшую. У меня будет настоящая любовь. Ты мне поможешь. Мне надоело совершенствовать тебя для решения мировых проблем. Реши мою проблему. Найди мою настоящую любовь".
Компьютер-Два, как и три другие, которые сидели друг у друга на хвосте, гоняя по орбите вокруг Земли, был гораздо больше, чем требовалось. Будь он и в десять раз меньше в диаметре, его объема вполне хватило бы для складирования всей накопленной и накапливаемой информации, необходимой для слежения за космическими полетами. Дополнительное пространство, однако, нужно было для того, чтобы, если понадобится, туда могли войти мы с Джо. И нам понадобилось. Компьютер-Два вполне мог позаботиться о себе сам. В нормальных, разумеется, условиях. Он обладал дублирующей системой. Все задачи он решал параллельно трижды, причем все три программы должны были быть идеально совместимы, а все три результата должны были точно соответствовать друг другу. Если же они в чем-то не сходились, ответ задерживался на несколько наносекунд, пока Компьютер-Два проверял себя, находил неисправный блок и заменял его. Обыкновенные люди никогда не знали наверняка, сколько раз он ловил себя. Воз, ни разу. А может, и по два раза на день. Задержку, вызванную ошибкой, мог измерить лишь Центральный Компьютер, и лишь Центральный Компьютер знал, сколько блоков пошло на замену. Но Центральный Компьютер никогда об этом не распространялся. Ведь единственная достойная репутация - это безупречность. А Компьютер-Два действительно был безупречен. До сих пор нас с Джо ни разу к нему не вызывали.
Первый приступ тошноты миновал, и Ян Прентисс воскликнул: - Черт возьми, ты же насекомое! Это звучало как констатация факта, отнюдь не как оскорбление, и нечто, сидевшее на рабочем столе Прентисса, подтвердило: - Разумеется... В нем было около фута росту. Тонюсенькое, со стебельками-ручками и кочерыжками-ножками, оно казалось маленькой неумелой пародией на разумное существо. И ручки и ножки брали свое начало в верхней части тела. Ножки были длиннее и толще, чем ручки, длиннее, чем само туловище, и в коленях переламывались не назад, а вперед. Нечто сидело на этих своих коленях, и конец его пушистого брюшка почти касался поверхности стола. Времени, чтобы подметить все эти подробности, у Прентисса было хоть отбавляй. Нечто вовсе не возражало, чтобы его разглядывали. Казалось, оно привыкло вызывать восхищение, привыкло, чтобы им любовались.
