Сайт создан как бесплатное некоммерческое, доступное всем собрание материалов. Материалы можно СКАЧАТЬ БЕСПЛАТНО и БЕЗ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ РЕГИСТРАЦИИ. Здесь представлены редкие и просто интересные книги, иллюстрации. Доступ в библиотеку открыт для всех, единственное условие — некоммерческое использование предоставленной информации!
- У каждого случается впервые - весна, и прозрение сердца; есть у каждого свои Бермудские острова; душа жаждет обретения. Прекрасны и далеки Бермудские острова. Там изумрудное небо проломлено малиновым булыжником солнца и прогнуто над зеркалами лагун, где хрустальные волны дробятся в коралловых рифах и под океанским прибоем звенят пальмы, а белый песок поет о верности под узкими ступнями яснолицых девушек, встречающих издали судьбу: отважных авантюристов с жесткими усмешками. Человек взрослеет, и ускользающее движение лет все стремительней под растущим грузом насущных дел, и все недоступней и сказочнее за туманным горизонтом обетованный мираж, его Бермудские острова. И есть - смиряются; так положено от веку. Они строят города и пишут книги, их любят семьи и уважают друзья. И сны их спокойны в ночи и чиста
Учения с треском заваливались. Начать с того, что полк подняли по тревоге неожиданно, причем в ночь с субботы на воскресенье. То есть все знали, что в дивизии ожидается проверка, новый командующий армией намерен провести полковые учения с боевыми стрельбами, но было достоверно известно, что поднимут соседний полк, всегда использующийся в подобных случаях: полностью укомплектованный, выдрессированный, отличный, - показной. Там отменили увольнения, кое-кому задержали отпуска; к отбою офицеры пришли в казармы с уложенными чемоданчиками, в артпарке сняли с консервации тягачи, танкисты прогрели моторы, проверили заправку баков, - все были в напряжении, наготове, ждали только звонка из штаба, чтоб,
В ресторане пусто - четыре часа дня. Посетитель у окна заказывает официантке. Оба - лет двадцати. Он провожает ее взглядом: хорошая фигура. Официантка приносит водку, яичницу и сигареты. - Меня зовут Саша. А вас? - Зачем? Официантка приносит шашлык. - Выпейте со мной, - говорит Саша. - Нам нельзя. - Одну рюмку. Выпейте, ей-богу... - Спасибо; нам нельзя. (Ей и без него докуки хватает. Ее мальчик ушел вчера. Она не спала. Плохо спала. Она переживает. Она покинута любимым. Флиртовать нельзя. А этот - ничего. Поэтому она раздражается. "Мне и без тебя докуки хватает", - думает она.) Посетитель ест, пьет, курит; движения медленные. Пожалуй, подчеркнуто медленные. Выражение заторможенное. - С вас пять девяносто две. Дает восемь без сдачи. Она благодарит.
- На вас на всех мужей не напасешься. - Так я сама им запаслась! У меня есть! - А есть - что плачешь? Есть муж - плачут, нет - плачут. Плаксы. - Так есть, только не со мной. Ушел, - ябедничает клиентка. - Муж не комод, чтобы всю жизнь на месте стоять. Ноги есть - ясно дело, уйдет. - Хозяйка запахивает черный халат с драконами. - Так он же мой, мой! - буянит незадачливая мужевладелица. - Сегодня он твой, а завтра ты - не его. Рабовладение отменено. Твой - дак уж держи свой крест крепче. - Как его удержать, если я его даже не вижу! Что я, фокусник? - Хочешь иметь мужа - приходится быть фокусником. Муж не подпорка, он подхода требует. Есть муж - орел, без свободы зачахнет. Есть индюк, этого только корми да дай покурлыкать всласть. Есть цыпленок, этого за лапку привяжи, не то первой же кошке достанется. Есть попугай: в глазах пестрит, треску много, а толку шиш.
Понедельник - день тяжелый, уж это точно. Но вторник выдался и того почище: Чижикова выперли с работы. Дело так было. В понедельник с утра Чижиков успел поскандалить с женой, изнервничался, и когда пришел к себе в музей, все у него из рук валилось. Значился Чижиков в шефском отделе по работе с селом, занимался координацией этой самой работы. В обязанности его входило договариваться с начальством других музеев об организации выездных экспозиций, с директорами совхозов - о размещении работников и экспонатов, с секретарями райкомов - о подстраховке директоров и с автобазой - о предоставлении транспорта. Собственно, весь отдел и состоял-то из него одного. Поездки эти устраивались где-то раз в месяц, так что работы было немного, но и оклад у Чижикова был маленький, и он подрабатывал на полставочки экскурсоводом, водил группы по Петропавловской крепости.
- Бесконечная мера вашего невежества - даже не забавна... Такова была первая фраза, которую я от него услышал, - подножка моей судьбе, отклоненной им с предусмотренного пути. Но - к черту интимные подробности. Я всем ему обязан. Всем. Теперь не узнать, кем он был на самом деле. Он любил мистифицировать. Весьма. Я приходил с бутылкой портвейна и куском колбасы, или батоном, или пачкой пельменей, или блоком сигарет в его конуру. И прежде, чем палец касался дверного звонка, из самоуверенного, удачливого, хорошо одетого, образованного молодого человека превращался в того, кем был на самом деле - в щенка. Он был - мастер и мэтр, презревший ремесло с горных высот
Чем крепче нервы, тем ближе цель. С этим изречением я познакомился в девятнадцать лет: прочитал татуировку на плече. Плечо смотрелось: мускулистое под жестким загаром, оно как бы подкрепляло смысл надписи. И соответствующее лицо мужчины. Что слова эти из песенки американских матросов времен второй мировой войны, я узнал гораздо позднее. У меня нервы скверные. Как у многих. Я долго запрягаю и медленно езжу, виляя по сторонам. Близость цели возбуждает меня сверх меры, перехлестывающий энтузиазм мешается со страхом упустить, и как следствие - паническая суета, затрудняющая дело. Мысленно я всего уже десять раз достиг и столько же раз потерял. И добившись наконец давно желаемого, я испытываю обычно только усталость и легкое разочарование, что ну вот и все.
Подумать хотелось. Мысль эта - подумать - всплыла осенью, после дня рождения. Женился Иванов после армии. За восемнадцать лет вырос до пятого разряда. А в этом году в армию пошел его сын. Дочка пошла в седьмой класс. Какая жизнь? - обычная жизнь. Семья-работа. То-се, круговерть. Вечером поклюешь носом в телик - и голову до подушки донести: будильник на шесть. Дача тоже. Думали - отдых, природа, а вышла барщина. Будка о шести сотках - и вычеркивай выходные. Весь год отпуска ждешь. А он - спица в той же колеснице: жена-дети, сборы-споры, билеты, очереди, покупки... - уж на работу бы: там спокойней, привычней. Ну, бухнешь. А все разговоры - о том же. Или про баб врут. Хоп - и сороковник.
Он увидел ее и погиб. А может быть - он увидел ее и она погибла, как взглянуть. Он пригласил ее на танец. В следующих танцах она ему отказала, намекнув, что он плохо танцует. Он окончил школу современных, а заодно и бальных танцев. От прогулки с ним она отказалась, дав понять, как должен одеваться настоящий мужчина. Он перевернул подшивки журналов мод, записался на показы в Дом Моделей и познакомился с четырьмя продавцами комиссионных магазинов. На прогулке она представила его молодому человеку, и молодой человек поговорил с ним в сторонке. Он позанимался в секции бокса и поговорил с молодым человеком. После кафе подошла компания молодого человека и поговорила с ним в сторонке. Он отслужил в воздушно-десантных и поговорил с компанией. У нее появился жених - эрудит.
Начинается съемка. Приходит директор картины и принимает валидол. Ждет рабочих, идет на поиски. Приходят рабочие (они тоже уже приняли), ждут директора. Приходит художник, ждет директора. Характеризует все тремя словами. Считает с рабочими мелочь, один уходит. Приходит некто. Ему отвечают кратко, и он идет. Приходит осветитель с девицей. Лезет в свою будку с девицей. Приходит оператор и говорит художнику, что сегодня ни черта не выйдет. Художник возражает, что вообще ни черта не выйдет. Приходят два неглавных актера и объясняют, почему ни черта не выйдет. Приходит помреж. Все объясняют ему, почему ни черта не выйдет. Он парирует, что и не должно. Приходит гример. Оценивает обстановку и лезет в будку к осветителю. Приходит ассистент режиссера, раскладывает свой столик, достает
Ветер нес по пляжу песок. Они долго искали укрытое место, и чтоб солнце падало правильно. Лучшие места все были заняты. У поросшей травой дюны женщина постелила махровую простыню. - Хорошо быть аристократом, - сказал мужчина, и женщина улыбнулась. - Я пойду поброжу немножко, - сказала она... - Холодно на ветру. - Ты подожди меня. Я недолго. - Хм, - он согласился. Он смотрел, как она идет к берегу в своем оранжевом купальнике, потом лег на простыню и закрыл глаза. Она пришла минут через сорок и тихо опустилась рядом. - Ты меня искал? Он играл с муравьем, загораживая ему путь травинкой. - Конечно. Но не нашел и вот только вернулся. Муравей ушел.
- Шайка идиотов, - кратко охарактеризовал он нас. - Почему, почему я должен долдонить вам прописные истины? Я смешался, казнясь вопросом. Нет занятия более скучного, чем программировать счастье. Разве только вы сверлите дырки в макаронах. Лаборатория закисала; что правда, то правда. Но начальничек новый нам пришелся вроде одеколона в жаркое: может, и неплохо, но по отдельности.
1
Немало пробитых табель-часами дней улетело в мусорную корзину с того утра, когда Павлик-шеф торжественно оповестил от дверей: - Жаловались, что скучно. Н-ну, молодые таланты! Угадайте, что будем программировать!.. С ленцой погадали: - Психосовместимость акванавтов... - Параметры влажности для острова Врангеля... - Музыкальное образование соловья. - Это Митька Ельников, наш практикант-дипломник, юморок оттачивает. Самоутверждается. - Любовь невероломную. - А это наша Люся ресницами опахнулась.
В тот вечер в общежитии я был устал, несколько даже измучен и опустошен. Я отвечал за проведение интернационального вечера встречи со старыми большевиками, и хлопот и нервотрепки было вполне достаточно: доставить ветеранов, собрать к сроку народ, принести стулья в холл, договориться с выступающими в самодеятельности, преодолеть, так сказать, недостаток энтузиазма у отдельных студентов, с тем чтобы обеспечить их участие, и т.д. И вот мероприятие благополучно закончилось... Друзья мои исчезли по собственным делам. Идти одному к себе (я снимал комнату в городе) не хотелось. Хотелось тихо посидеть с кем-нибудь, поговорить, отвести душу. Итак, началось все банально - в комнате общежития, за бутылкой дешевого вина, с не слишком близким человеком.
Эта вековой дали затерянная история была рассказана мне двадцать лет назад покойным профессором истории Ленинградского университета Сигизмундом Валком. Профессор собирался пообедать в столовой-автомате на углу Невского и Рубинштейна. Он пробирался к столику, держа в одной руке тарелку с сардельками, а в другой ветхий ученический портфельчик, и сквозь скрепленные проволочкой очки подслеповато высматривал свободное место. Под его ногой взмявкнула кошка, сардельки полетели в одну сторону, портфель в другую, очки в третью, сам же профессор - в четвертую, где и был подхвачен оказавшимся мною (что не было подвигом силы: вес профессора был соизмерим с весом толкнувшей его кошки, на чей хвост он наступил столь
Уж кто кем родился, дело такое. Стыдиться тут нечего. У нас, так сказать, все равны. Александра Филипповича - так того вообще угораздило родиться кентавром. Кентаврам еще в античной Греции жилось хлопотно. А теперь о них почти и вовсе ничего не слышно. Сначала его не принимали в детский сад: намекали, что нужна специальная обувь, кровать и прочее. Пришлось без боли вырвать заведующей два зуба, устроив ее к знакомому частнику-стоматологу. Но и тогда не велели ложиться в кровать с копытами, а на прогулках он должен был плестись в конце и не размахивать хвостом. В школе, куда его записали против желания - всеобщее обучение есть всеобщее обучение, - он пользовался уважением, как личность необыкновенная, обладающая к тому же смертельным ударом задней левой. На физкультуре его ставили в пример, но когда на городских соревнованиях жюри не засчитало ему побед в беге и прыжках, он затаил обиду и к спортивной карьере охладел, несмотря на бешеные посулы заезжих тренеров.
Кнопкой его прозвали еще с первого класса. Пришел такой маленький, аккуратненький, в очках и нос кнопкой. Посадили его за первую парту, перед учительским столом, да так мы все десять лет и видели впереди на уроках его аккуратно постриженный затылок и уши с дужками очков. Левое ухо у него было чуть выше правого, очки держались косовато, он их поправлял. К нему в классе в общем ничего относились. Учился он неплохо, списать давал всегда. Он покладистый был, Кнопка, безвредный. И не ябедничал, - даже когда в третьем классе Юрка Малинин его портфель в проезжающий грузовик закинул. На физкультуре он стоял самый последний. Недолюбливал ее Кнопка и побаивался, ко всеобщему веселью. Пятиклассником он через козла никак не мог перепрыгнуть; и позже не удавалось. А играли мы в футбол или баскет, он шел в качестве нагрузки, друг другу спихивали. Но обычно мы его судить ставили, это и его и нас вполне устраивало. Судить Кнопке нравилось, добросовестный был судья, невзирая на риск иногда схлопотать.
- А и глаз на их семью радовался. И вежливые-то, обходительные: криков-ссор никогда, все ладом - просто редкость... И все - вместе только. В отпуск хоть: поодиночке ни-ни, не водилось; только все вместе. И почтительно так, мирно... загляденье. Не пил он совсем. Конечно; культурные люди, врачи оба. Тем более он известный доктор был, хирург, к нему многие хотели, если операцию надо. Очень его любили все - простой был, негордый. ...Они еще в институте вместе учились. И уж все годы - такая вот любовь; вместе все да вместе. На рынок в воскресенье - вместе, дочку в детский сад - вместе. Она с дежурства, значит, усталая, - он уж сам обед сготовит, прибрано все. Или ночью вызовут его - она спать и не подумает, ждет. В командировках - звонит каждый день ей: как дела, не волнуйся. К праздникам ко всем - друг дружке подарки: одно там, другое... а дочка та вовсе ходила как куколка, ясное дело. И уважительная тоже,
Всех документов у него было справка об освобождении. - Карточная игра, парень - предупредили, куря на корточках у крыльца. Сиверин не отозвался. "Передерну". "Скотоимпорт" непридирчив. Неделю в общежитии тянули пустоту: карты и домино. Жарким утром, успев принять с пятерки аванса, небритые и повеселевшие от вина и конца ожидания, устраивались в кузове с полученными сапогами и телогрейками. - Чтоб все вернулись, мальчики!.. Через два дня, отбив зады, свернули у погранпункта с Чуйского тракта и прикатили в Юстыд. Житье в Юстыде - скучное житье. Стругают ножны для ножей, плетут бичи, кто разжился сыромятиной. Карты - на сигареты и сгущенку. Солнце - жара, тучи - холод: горы, обступили белками. Ждали скот, подбирались в бригады. Сиверина чуждались (угрюм, на руку скор).
Сидорков зашел в котлетную перекусить по-быстрому. Очередь пропускалась без проволочек. За человека впереди котлеты кончились, и буфетчица отправилась с противнем на кухню. Сидорков так и ожидал, и почувствовал одновременно с досадой и слабое удовлетворение, что ожидание подтвердилось и неприятная задержка, осуществившись, перестала нервировать неопределенностью своей возможности. Ему не везло в очередях - что за пивом, что на поезд: либо кончалось под носом, либо из нескольких его очередь двигалась медленней, как бы ни выбирал, а если переходил в другую, что-нибудь случалось в ней; возможно, ему нравилось считать так, чтобы не относиться всерьез. Время поджимало. Очередь выросла, начала солидарно пошумливать. Выражали безопасное неудовольствие отсутствующей буфетчицей, и возникало
